Медиановости
/ Медиасреда

26 мая 2020 18:16

Между личным и публичным

Пандемия коронавируса не могла не вскрыть те проблемы, что зрели уже давно. Причем как по части здравоохранения, так и по многим другим параметрам. В Петербурге на слуху история с Татьяной Вольтской, материалом которой о медицинской сортировке заинтересовался Следственный комитет. К другим коллегам в городе претензий пока не поступало, но зарекаться, пожалуй, не стоит никому. Причем дело не только в санкциях со стороны госструктур. Этических подводных камней здесь ничуть не меньше. Об этом старший юрист Центра защиты прав СМИ Светлана Кузеванова рассказала на вебинаре – записали для вас основные тезисы.

Определяем значимость

Одним из важнейших аспектов освещения тем, связанных со здоровьем, конечно, является медицинская тайна. Но по статье о ее разглашении «журналисты не могут быть привлечены ни к уголовной, ни к дисциплинарной ответственности, потому что так предусматривает закон», - успокоила в ходе вебинара Светлана Кузеванова.

В Уголовном кодексе существует статья 137 («Нарушение неприкосновенности частной жизни»). Случаев привлечения к отнесенности по ней журналистов почти нет. В 2006-м прокуратура посчитала, что в частную жизнь красноярской семьи неоправданно вторглась журналист-расследователь Марина Добровольская. В телепередаче она рассказала о матери, у которой был психиатрический диагноз, и ее приемной дочери. Но, судя по открытым источникам, до приговора не дошло, дело было закрыто еще на досудебной стадии.

Однако есть еще и гражданская ответственность. В случаях разглашения врачебной, медицинской тайны, а также других сведений такого рода привлечение к ответственности представителей СМИ происходит через статью 152.2 Гражданского кодекса, которая предусматривает запрет на вторжение в частную жизнь.

«Но границы здесь настолько размыты и неточны, что иногда это определение (частной жизни – ред.) становится совершенно безмерным, а иногда сужается до каких-то очень конфиденциальных данных о конкретном человеке», - констатирует эксперт.

Наиболее четкие критерии «частной жизни» – это данные о месте пребывания и жительства, а также о личной жизни и семейном положении. Информация о частной жизни в контексте законодательства, как подчеркивает Светлана Кузеванова – это те сведения, которые человек сам стремится сохранять в конфиденциальности.

Тем не менее, есть несколько факторов, которые позволяют журналистам говорить о частной жизни сограждан:

  1. 1. Наличие государственного, общественного или иного публичного интереса.
  2. 2. Доступность этой информации до появления материала.

Общественный интерес есть, если человек, о котором говорится в журналистском материале, публичен и узнаваем. Исключение – все та же частная жизнь, но ее границы несколько раздвинуты по сравнению с обычными гражданами.

В случае, когда известная (тем более влиятельная) персона, находящаяся на отдыхе, попутно делает что-то нарушающее закон, если такие действия представляют общественный интерес, этот факт может стать основанием для публикации. Сейчас это стало тем более актуальным, учитывая новые нормы и ограничения, связанные с пандемией. То есть – если чиновник или любая другая публичная личность нарушают действующие правила «карантина», особых мер, предписанных властями (например, посещают службу в храме, когда на это введен запрет, или гуляют в парке, который закрыт) – это уже можно расценивать как нарушение правил и, по идее, это не должно подпадать под статью о «частной жизни».

Другое дело, что доказывать в суде наличие общественного интереса очень сложно, потому что в определении Верховного суда оно звучит узко, не вмещая в себя то, что важно для самих журналистов.

Что касается доступности информации до публикации, то здесь также все непросто. То есть если о состоянии здоровья человека стало известно на его же странице в сети, если он сам просит помочь на лечение, то публикация об этом совершенно легальна. Соцсети, как говорят юристы, – не частная жизнь, а публичный источник информации. С момента, когда какие-то данные опубликованы, они теоретически перестают быть исключительно частными. Впрочем, и здесь не без исключений, но, скорее, этических. Нужно понимать, что люди не всегда понимают, что выложенную у них на странице информацию могут использовать СМИ. А потому стоит быть готовым к тому, что автор публикации может обратиться и попросить убрать сведения о нем.

Если нет общественного интереса, то в большинстве случаев необходимо получить согласие человека на распространение личной информации о нем, в том числе сведений о его болезни, диагнозе.


Кстати

Информация о состоянии здоровья высших должностных лиц в России является открытой и может быть предоставлена по запросу редакции. Вопрос ее правдивости остается за скобками, речь идет об официальных данных.


1280x1024_s1200.png

Кому нужны «фейки»

С недавних пор публикации на медицинские темы в СМИ стали подпадать под статьи новых статей о «заведомо недостоверной информации». Это особенно явно стало заметно с началом эпидемии. В сообщениях о врачах, лечении, об эпидемиологической обстановке контролирующие органы все чаще видят «фейки», которые подпадают как под административные статьи, так с 1 апреля и под уголовную. А кроме того, у надзорных ведомств остается возможность и досудебной блокировки сайтов СМИ под тем же предлогом – обнаружение там «недостоверной информации».

- Правоприменение в России – это боль практикующих юристов. Мы не знаем, что придет в голову тому чиновнику, который будет читать и толковать, а впоследствии и применять нормы права. Последствия могут быть очень серьезными для редакции, для сайта, для конкретных людей. Мы бы были согласны, что закон о фейках нужен, он обоснован, если бы его применение было образцовым, но в разных регионах по нему принимают совершенно разные решения, – констатировала ранее Светлана Кузеванова в интервью в рамках подкаста «Цифровое средневековье».

Важно, что достоверной по умолчанию государством признается сейчас лишь та информация, которую можно проверить официально. Учитывая, что профессионалы пользуются не только такими данными, но и информацией от своих источников, от обычных людей, врачей, в зоне риска оказываются очень многие журналисты.

Теперь даже юристам не совсем понятно, что именно рекомендовать клиентам-журналистам и как их обезопасить. Единственное, о чем можно говорить в превентивном ключе – это по возможности придерживаться общественного интереса и проверять все приводимые факты досконально. Диагнозы упоминать разрешается, если они оправданы общественным интересом, или человек, о котором идет речь, максимально обезличен в материале, или он просто дал добро на публикацию материала о себе.

В целом же, с учетом многих факторов, специалисты в области права опасаются, что в одних странах и регионах все эти нововведения могут «схлынуть» вместе с эпидемией, а в других – останутся навсегда.


Кстати

Законы о «фейках» – не российское изобретение. Во Франции действуют похожие нормы. Однако там авторам предоставляется возможность в течение недели пояснить свою позицию и представить доказательства достоверности.


Елена Петровская

Теги:  закон