Журналист и экс-главный редактор журнала "Большой город" Филипп Дзядко рассказал на страницах "Новой газеты" о стране, духе времени, своих корнях и работе в журнале.
Своими университетами Дзядко называет отцовский дом с большой библиотекой, в который приходили самые разные люди. Отец журналиста - Виктор Дзядко - был участником диссидентского движения, подписывал письма в защиту арестованных и участвовал в работе Солженицынского фонда.
"Мой отец знал, что это такое, когда с тобой перестают общаться, потому что это небезопасно, когда ты рискуешь работой, когда дома проводятся обыски, когда друзей отправляют в лагеря и в эмиграцию, а впереди сплошная чернота. Он знал и знает, как с этим бороться", - говорит журналист.
По его словам, в последнее время снова стало возможным произносить слова, которых раньше все стеснялись: правда, свобода, дружба, невозможность предательства, любовь к своей стране… Эти слова долго были табуированы, казались неприличными, громкими. Вместо них — тьма кавычек и облака вводных слов. Одно из достижений последних месяцев — люди возвращают себе эти слова.
"Так вот у моего отца все эти слова всегда внутри были, - отмечает Филипп Дзядко. Важнейший его принцип: друзей не предают. А друзья у папы были и остались выдающиеся — широкий круг "подозреваемых" — Вадим Борисов, Дмитрий Шаховской, Валерий Абрамкин, Андрей Сарабьянов, Михаил Тименчик, Николай Милетич, семья Пастернаков, Арина Гинзбург, Людмила Улицкая, Андрей Красулин, Эдуард Штейнберг, Борис Золотухин, мой дед Феликс Светов…
К этому не могут иметь отношения ни Брежнев, ни Андропов, ни Путин, ни прочие преходящие персонажи. Мой отец, моя мама и их круг (люди, которые имели самый разный опыт, и книги писали, и сидели) и есть для меня моя страна", - заявляет экс-редактор "Большого города".
Говоря о семье, Дзадко также вспомнил о деде, который считал, что "умираешь не ты, умирает мир внутри тебя". Поэтому он рассказывал внуку о людях, которых знал.
"История — это постоянные переклички между эпохами и людьми. Каждый выстраивает свои связи, чем их больше, тем ты богаче, тем проще тебе справиться со своим одиночеством и отчаянием.
Вся страна состоит из таких связей, вещей и подробностей, которые частично умирают, частично нет. Она состоит из алтайского леса, реки и качающегося деревянного моста, по которому мы ходили, когда приезжали в ссылку к дедушке и бабушке. Из поезда Москва — Петушки, в котором мы ехали с моими близкими друзьями. Из встречи в этом поезде с человеком, который всю жизнь прожил в какой-то деревне под Петушками, первый раз за долгие годы отправился в Москву и был, может быть, самым интересным человеком, которого я видел. Из трамвайной остановки, где сидишь после пикета против убийств, на которой люди матерят оппозиционеров и говорят: "Сталина на вас нету!" Из букинистического магазина в Ленинграде, где на полу валяются фотографии начала века; какая-то старуха умерла, выбросили на помойку ее архив, и кто-то подобрал… Кто эти люди на рваных фотографиях?
Все это и есть моя страна — лица незнакомых людей, которые вызывают в тебе отклик, и ты хочешь узнать про них больше, но никогда уже не узнаешь… И красота среднерусского пейзажа про это — про то, что все проходит, но хотя ракурс пейзажа неповторим, до тебя на него уже смотрело множество неизвестных тебе людей", - продолжает журналист.
Также Дзядко рассказал о своей работе в журнале "Большой город", который выходит большим тиражом и распространяется бесплатно. "В этом смысле он абсолютно демократичен, его читают и олигархи, и студенты, и в Кремле, и на бульваре. Большой город — средоточие самых разных связей, судеб, биографий, мест; его не охватить одним взглядом.
Мы делали журнал, как разговор с друзьями, как если б мы встретились после месячного перерыва и стали рассказывать друг другу, что было самым важным и ярким в городе за это время. У нас было стремление — стать частью города (скажем, в Москве есть дом Нирнзее, есть Бульварное кольцо, есть журнал "Большой город"). И выразить дух времени. В духе времени — перемены, их необходимость. И наверное, нашей целью было сказать: друзья, давайте оглянемся, вокруг абсурд, но мы хотим, чтобы вернулась норма. Поэтому, как последние долдоны, мы говорим: "Пытки — это чудовищно", "Девушки, призвавшие прогнать Путина, не заслуживают преследований и семи лет тюрьмы", "Суд должен быть независимым и честным" и прочие очевидные вещи. После съезда, где Медведев и Путин поменялись местами и все впали в уныние, мы сделали обложку на желтом фоне: "Удивляйтесь, когда вас унижают. Сражайтесь за свои ценности и права". Это все лишь разговор о норме. Мы хотели вернуть энергию прямого высказывания, вскоре оказалось, что это нужно очень многим", - добавляет Филипп Дзядко.
Кроме того, Дзядко поделилися ближайшими планами. "Летом две недели я буду работать вожатым. Мой друг Филипп Бахтин и его товарищи решили сделать под Псковом такую "Камчатку": в палатках в лесу живут дети от 8 до 16 лет. Сначала я страшно боялся, это же отдельная жизнь — быть вожатым, это надо уметь. А теперь — понятно, что мне это оказалось полезнее, чем детям. С ребенком ты разговариваешь так, как хотел бы, чтобы разговаривали с тобой, рассказываешь, какой огромный мир и как много в нем возможностей. Чистое счастье, когда ты возвращаешься оттуда, такое количество дряни с тебя сползает на время…
…Я учился на классическом отделении РГГУ, был лодырем, едва меня оттуда не выгнали, но я понимал: это великая культура, продолжение величайшей традиции, и есть возможность постоять с ней рядом. Ведь почему дети всегда хотят в музее коснуться картин или статуй?..
Так вот у нас были прекрасные преподаватели: Григорий Дашевский, Николай Федоров, Ольга Левинская, Борис Никольский, Николай Гринцер… Гениальные лучшие знатоки древнегреческого и латыни, чувствующие эти языки. Они говорили, мы знаем язык в десять раз хуже, чем наши учителя, а они знали хуже, чем их учителя… Древнегреческий сложен, и с каждым десятилетием, веком чувство языка меняется, скудеет. Но грамматика остается, с ней ничего не сделаешь, и глагольная форма "аподидраско" никуда не денется. И поэтому давайте писать на обложках это загадочное аподидраско — уже потому, что это продолжение того, что не ты начал и не ты закончишь.
Это нормально — день ото дня повторять простые истины, которые известны людям миллионы лет: свобода и любовь — лучшее, что есть в мире. Тогда ты на один шаг впереди от отчаяния, которое все время тебя догоняет. А ты ему — аподидраско, и отчаяние отступает", - резюмирует Филипп Дзядко.