Фотожурналист Александр Астафьев был задержан в Минске 19 декабря в ходе акции протеста белорусской оппозиции. Журналист провел в спецприемнике более двух дней. После суток молчания в СМИ стала появляться информация о том, что происходит с журналистом: подробности задержания и судебных заседаний, на которых журналист за это время успел побывать дважды. О том, что происходило в Минске в те дни, он рассказал Лениздат.Ру.
- По информации, которая была в СМИ, Вас два раза привозили в суд, вы объявили голодовку. Как все происходило, если по порядку?
На самом деле, должно было быть третье слушание. Но меня отпустили раньше.
- В какой момент решили объявить голодовку?
На первом слушании, которое состоялось 20 декабря, было объявлено, что я оказывал сопротивление сотрудникам милиции и выкрикивал лозунги. Я с этими заявлениями не согласился, описав, как все было происходило на самом деле. После чего мое дело было отправлено на доработку. В тот момент я понял: если история будет развиваться именно по этому сценарию, то мне придется зависнуть в Минске очень надолго и что в таком случае мне могут вменить все десять, а то и пятнадцать суток. Именно поэтому я решил объявить голодовку. И сделал это сразу после того, как получил копию протокола. Правда, изначально реакции никакой не последовало. Стражи правопорядка лишь радостно похохотали по этому поводу.
- Как поддерживали связь с внешним миром?
К концу первого слушания у меня практически закончились деньги на телефоне – СМС с информацией о том, что происходит, я отправить уже не мог. Однако удалось передать арестованному вместе со мной белорусу имя, номер телефона и информацию о том, что я объявил голодовку. Я попросил передать, сказал, что это очень важно. И он помог. Я выясню номер телефона, с которого было отправлено сообщение о моем местонахождении и постараюсь найти этого человека, чтобы сказать ему спасибо. Надеюсь, что у него не было из-за этого проблем. Потому что, как выяснилось позже, мои сообщения читали сотрудники МВД.
- С кем связались в первую очередь, когда появилась возможность?
Я связался со СМИ: отправлял сообщения на "Эхо Москвы", потому что это радиостанция. Важна была оперативность. Отправлял бы информацию и в "Мой район", но у меня стремительно садился аккумулятор мобильника, с которого я отправлял смс.
- А что было дальше? В СМИ появилась информация, что Вас повезли в суд во второй раз, это так?
Да, второе слушание состоялось. На нем вся история повторилась, с тем только различием, что мне, наконец, придумали лозунги, которые я якобы выкрикивал в момент задержания. Ими стали "Долой!" прим. автора: указать, кого именно долой, сотрудники мвд побоялись) и "Жыве Беларусь!" - (прим. автора: орфография белорусская). После чего меня повезли в Советское ГУВД, в котором милиционеры выяснили, что я пользуюсь телефоном. Отмечу, что всем задержанным запрещали пользоваться мобильными телефонами, что, безусловно, является нарушением. Изъять "мобильник" сотрудники МВД не могут, но и пользоваться запрещают.
- Вас допрашивали спецслужбы?
В Советском ГУВД меня допрашивали люди в штатском. Прежде всего мне пояснили, что они рассматривают ситуацию как попытку осуществить государственный переворот в стране. А за это сажают за решётку от 5 до 15 лет. Расспрашивали "зачем приехал?", "что делал?", а напоследок поинтересовались: правда ли, что я объявил голодовку? Как выяснилось, мое решение начать ее было верным – это был практически единственный верный метод воздействия. Логика проста. Они прекрасно осознают, что я гражданин иностранного государства, поэтому некую ответственность за мою жизнь они все же несут. Так вот, сотрудник в штатском спросил меня про голодовку. Я сказал, что есть буду только на свободе. Мне предложили заявить под видеозапись – о ранее уже мною объявленной – голодовке и попутно дать комментарии о произошедших 19 декабря событиях в Минске, свидетелем которых я являюсь. Я согласился. Я говорил о штурме и работе ОМОНа. Виню себя сейчас за то, что тогда не сказал прямым текстом о том, что думаю по поводу всей этой ситуации. Сказал, что ОМОН действовал профессионально, и в целом операция на площади была организована гуманно. Говоря, что ОМОН действовал профессионально, я подразумевал, что их профессия - цепные псы, и в этом смысле они действовали на запредельном уровне профессионализма. Оценивая в целом операцию на площади как гуманную, я подразумевал, что в сложившейся обстановке МВД могло открыть огонь по собравшимся и легко оправдаться, охарактеризовав произошедшее как попытку государственного переворота, но ограничилось массовыми арестами. Также я позорно округло описал всё остальное, чему был свидетелем. Я сказал, что некоторые сотрудники ОМОНа действовали крайне жестко. Но эта формулировка очень мягкая. То, что они творили – это просто на уровне фашизма. 26 декабря я написал и отправил в Беларусь письмо с моим покаянием.
- Приведите примеры действий спецназа
Я не могу забыть такую сцену: спецназ оттеснял митингующих строем в два ряда. Один из участников акции упал на землю. Попытался встать. Но спецназовцы не дали этого сделать: каждый "боец" с наслаждением отпинал его ногами – куда попадал, а затем вчетвером или пятером они прыгали на нем. И следующий ряд оцепления поступил точно так же.
- Как Вас задержали?
Толпу рассекали, сгоняли в группы и порциями заталкивали в машины. ОМОН шел и бил дубинками по щитам. Чем ближе к автозаку, тем агрессивней они становились. Каждый "пленный", при приближении к машине, получал несколько ударов по ногам. Вы понимаете, что такое армейский ботинок, и несколько ударов таким ботинком по одной и той же ноге? Орали, как на зеков. Некоторых били дубинкой по спине. В итоге в фургон заколотили 67 человек. Мы сделали перекличку, поэтому я знаю точно. Это практически максимум. Количество, которое смогло поместиться в машину, чтобы можно было закрыть двери. Когда нас привезли, мы долго не могли понять где мы. Как выяснилось позже, несколько автозаков приехали в приемник-распределитель на Окрестина.
- Скажите, были ли среди задержанных журналисты? Как работали Ваши коллеги на акции?
Разграничителей для представителей и прессы и участников акции, конечно, не было. Все перемещались так, как считали нужным. В какой-то момент я видел, как часть журналистов вышла за оцепление. Туда, где, вероятнее всего, было безопаснее работать. Я мог поступить совершенно так же. Но я думал картинкой, мне надо было видеть лица спецназовцев.
- Что было после приемника-распределителя?
Протокол я получил через 15 часов после задержания. Все это время мы стояли у стенки, кто не мог сидеть. Я сидеть не мог – болела нога. Нас перевозили с места на место. Было столько задержанных, что не всем находилось место. В итоге в ожидании своей очереди люди часами стояли, двигаться было нельзя. Те, кто уже стоять не мог, сидел. В результате получилось так, что мы не спали с вечера 19 декабря до утра 21 декабря.
- После первого заседания Вас снова отвезли в распределитель?
Да, после суда нас привезли обратно часов в шесть-семь, а то и позже — в три нас только повезли в суд. Мы почти приехали на место из суда. Стоим, по всей вероятности, уже у здания. Никуда не едем, время идет. Люди в машине стали задыхаться. Вентиляция — десяток отверстий диаметром с палец. Воздух не проникает, а нас в отсек для 11-ти человек затолкали 26. Кто-то стоял и дышал через вентиляцию. Тем, кто оказался внизу, пришлось хуже. Мы стали бить в дверь, требовать воздуха. В конце концов они выпустили нас на улицу.
- А что было дальше?
Третьих слушаний не было. Я выхожу из камеры, меня встречает начальник распределителя. Он спросил, есть ли у меня жалобы, я сказал, что нет. Спросил, нужна ли встреча с дипломатами РФ. Я сказал, что да, что все эти дни я именно этого и добиваюсь. Меня привезли в суд, но через какое-то время вдруг сказали проверить наличие личных вещей, расписаться в их сохранности, вернули паспорт и отвезли на вокзал, где мы и расстались.
- Как вы думаете, что в конечном итоге, оказало влияние на то, чтобы ситуация разрешилась благополучно: вмешательство редакции, голодовка, дипломатическая поддержка или то, что ситуация активно освещалась российскими СМИ?
Думаю, что все вместе. Там у меня совсем не было обратной связи. Попадая в руки МВД РБ, человек оказывается в полной информационной изоляции. Теперь же я знаю, что меня спасало огромное количество людей, знакомых и не знакомых мне лично. Чтобы не обидеть никого "умолчанием", я не стану перечислять имена — список будет очень длинным и, увы, неполным. Спасибо всем за помощь и поддержку!
Фоторепортаж Александра Астафьева
Оппозиционно настроенная молодежь протестантской общины выходит из здания церкви Благодати, где они только что совершали общую молитву за честные результаты выборов. Все они давно "взяты на карандаш". В холле дежурит человек из госбезопастности. Они берут на руки детей, чтобы сбить с толку слежку - поскольку ни у одного из этих молодых людей детей нет.
Представители протестантской общины едут в общественном транспорте к месту встречи. Далее они встретятся с соратниками и небольшими группами пойдут к Октябрьской площади.
Проспект Независимости. Случайные пассажиры автобуса застрявшего в потоке шествия демонстрантов наблюдают из окна за происходящим на Октябрьской площади.
.
После выборов. Рекламный щит на улицах Минска. Надпись на груди: "Победа в наших сердцах!" Крупная надпись гласит: "Победа в наших руках!"