18 декабря 2009 года газете "Смена" исполняется 90 лет. Перелистывая номер, посвященный этой круглой дате, останавливаешься на страницах, рассказывающих о начале 1990-х годов. Это было время, когда "Смена" отчаянно боролась за независимость и наконец получила ее, став рупором демократии. О жизни издания в тот период корреспонденту Лениздат.Ру в интервью рассказала Галина Леонтьева, руководившая "Сменой" с 1990 по 1992 год.
— Галина Александровна, вы возглавляли "Смену" с 1990 по 1992 год, в интересное и одновременно сложное время, когда газета была рупором демократии. Как удавалось сохранять такую свободу?
— В "Смене" всегда была особая атмосфера. Дух свободы и веселья был вирусом, которым в буквальном смысле этого слова заражался каждый, приходивший в издание. А потом эта зараза передавалась по наследству. На то были как объективные, так и субъективные причины. К объективным относится тот факт, что партия сознательно давала значительные цензурные послабления молодежным изданиям. "Смена" могла позволить себе то, что не допускалось в партийной прессе, в том числе серьезную критику. Эти вольности позволялись для того, чтобы у ЦК была возможность показать западным странам, что в стране есть издания, способные критически оценивать происходящее. Поэтому газета была глотком свободы, за которым в издание и приходили самые прогрессивные журналисты страны. Конечно, некоторые из них были до этого и партийными, и комсомольскими работниками, но, безусловно, самыми прогрессивными.
До прихода в газету я уже семь лет отработала в районном издании, но мечтала писать в "Смене", которую тогда возглавлял Геннадий Селезнев. Я не успела попасть к Геннадию Николаевичу, меня принимала уже Татьяна Николаевна Федорова, которая сама на тот момент отработала всего семь дней. Я была первой, кого она принимала на работу в "Смену".
— Вы были первым редактором, избранным трудовым коллективом "Смены". Как проходили выборы?
— На тот момент, когда трудовой коллектив получил право самостоятельного выбора редактора, я была заместителем главного редактора Виктора Югина. Однако он болел, в редакции появлялся довольно редко. На тот момент уже полгода газетой фактически руководила я. Ребята, конечно, это прекрасно понимали, и выбор редакции пал именно на меня. А сами выборы в "Смене" проходили просто: собралась редакция и все проголосовали. Я благодарна сменовцам за то, что они доверили мне.
— Отношения в редакции были демократичными?
— Принято считать, что женский и мужской принцип управления значительно отличаются друг от друга. Если мужчина, как правило, выстраивает пирамиду, на вершине которой оказывается он сам, и сотрудники выстраиваются в иерархию, то женщина оказывается в центре круга, выстраивая отношения не по вертикали, а по горизонтали.
— На время вашего руководства пришлось знаменательное событие для "Смены" — она стала независимой. Чего газете стоила свобода?
— Естественно, сменовцы были людьми грамотными и знали о том, что готовится закон СССР "О СМИ". Впервые практически за всю историю страны полностью отменялась цензура и провозглашалась независимость средств массовой информации. Мы знали, что 1 августа 1990 года издания смогут поменять учредителя и отдать эти полномочия трудовому коллективу. Для этого мы подготовили пакет документов, который должны были передать для регистрации. 1 августа, ровно в 9.00, когда закон вступил в силу, мы с пакетом документов уже стояли у Ленсовета. В 10.30 с точно таким же пакетом документов пришел Александр Потехин. Он хотел, чтобы у комсомола было свое издание — и была им "Смена". В этой ситуации Дмитрию Козаку, руководившему тогда юридическим управлением Ленгорисполкома, пришлось бы принять и наши, и его документы, а потом в суде мы бы разбирались, кто пришел первым. Однако Дмитрий Козак, по всей видимости, испугался — решение так и не было принято, нас начали мурыжить…
— Как на это отреагировала редакция?
— Мы стали снимать материалы с полос в знак протеста против того, что нас отказались регистрировать как независимое издание. На пустых местах мы рассказывали 350 тысячам наших читателей о том, против чего мы выступаем. Когда стало понятно, что наши действия не приносят результата, мы решились на голодовку и вышли на Исаакиевскую площадь к Мариинскому дворцу. Мы пили воду и курили, к нам приходили сочувствующие читатели — площадь была заполнена. С поддержкой на площади выступили друзья "Смены" — группа "Секрет", Наталья и Вадим Фиссоны со спектаклем "Чушь во фраке". Правда, продлилась голодовка всего 10 часов.
Мы были молодыми и хитрыми: пока газета голодала на Исаакиевской площади, в Москву с аналогичным пакетом документов для регистрации к министру печати и информации отправились сменовцы, в том числе парламентский корреспондент Георгий Урушадзе. В десять часов вечера меня вызвали в исполком и сообщили, что "Смена" свободна — из Москвы пришло известие о том, что она прошла регистрацию. Мы объявили об этом нашим читателям и отправились пировать, купив по дороге сухого вина и охотничьих колбасок.
— Принесла ли независимость кардинальные изменения в жизнь "Смены"?
— Наступила некоторая растерянность: что делать дальше? Как поется в песне Владимира Высоцкого: "Мне вчера дали свободу. Что я с ней делать буду?" Правда, длилась она недолго. Через пять дней мне позвонили из ЦК КПСС и сообщили, что газета сохранит независимость, но вся прибыль от издания будет передаваться прежним учредителям. Только на этом условии нам обещали до конца года выдавать лимиты на газетную бумагу. Конечно, у нас была возможность платить зарплату и гонорары, тем не менее условие было поставлено довольно жесткое. А через полгода нас вычеркнули из обоймы государственных поставок на бумагу.
Ситуация сложилась парадоксальная: при том, что у "Смены" были деньги, мы ничего не могли купить. Генеральный директор ("красный директор") Кондопожского целлюлозо-бумажного комбината наотрез отказался нам продавать бумагу, заявив: "Ах, вы теперь независимые? Газетной бумаги у вас больше не будет". В итоге мы занимали бумагу на три месяца у созданной как раз тогда газеты "Час пик", доставали ее всеми мыслимыми и немыслимыми способами. Приходилось даже втихаря посылать сотрудников газеты копать картошку на участок к кладовщице комбината, которая подписывала нам тюки с бумагой. Мы ездили в Москву в Министерство печати и информации — какие-то лимиты были. С этими лимитами мы поехали в Кондопогу на целлюлозно-бумажный комбинат, где наконец начали выдавать бумагу…
Могу сказать, что "Смену" своему преемнику я передала с большими деньгами. А потом все деньги рухнули, депозитов в банках тогда не было, заработанное стало буквально на глазах превращаться в ничто.
— Несмотря на то что формально "Смена" сохраняла статус молодежной газеты, она была общественно-политическим изданием. Когда было принято решение о смене вектора?
— Решение о том, что "Смена" будет не только молодежным изданием, появилась у редакторов газеты довольно давно. Когда я ей руководила, мы делали газету для демократов, нас читал самый революционно настроенный слой города.
Могу сказать, что иногда мы были даже слишком революционными. Сейчас я понимаю: главное, чтобы газета шла в ногу со своим читателем. Не плестись сзади, но и не забегать вперед. Дело в том, что когда впервые избирались депутаты Ленсовета, целых четыре месяца они принимали только один регламент. Такая неспешность удивляла, мы написали об этом в "Смене", что вызвало большую дискуссию у демократической общественности. "Демократическая "Смена" замахнулась с критикой на депутатов-демократов… Не означает ли это отката к коммунистическим традициям?" — обращались к нам с упреками. Могу сказать, что тогда мы потеряли некоторую часть читателей.
— Что нужно сегодня делать молодежной прессе, чтобы не потерять аудиторию?
— Важно понимать, для кого ты делаешь газету. "Московский комсомолец", "Комсомольская правда", "Смена" — издания, которые изначально были молодежными. В какой-то момент таблоидный формат и желтизна действительно были ими сильно востребованы. К примеру, главный редактор "Московского комсомольца" Павел Гусев не скрывал того, что его издание будет говорить только языком улиц. Но эти времена ушли.
Я преподаю на факультете журналистики СПбГУ, где мы выпускаем учебную газету "Дважды два". В последнем выпуске среди студентов мы провели опрос с целью выяснить, что сегодня интересно и нужно молодежи. Результаты получились такие: большинству молодых, как и следовало ожидать, хочется стабильной и высокооплачиваемой работы, возможности получать образование за границей. Они боятся наркомании и преступности. Если это и есть болевые точки, о них и надо писать. Самое главное — нарисовать портрет своего читателя.
— И все-таки в чем секрет "Смены" той поры?
— У главного редактора есть только одна бесспорная прерогатива — решение кадрового вопроса; и моя заслуга только в том, что я приняла на работу много хороших и талантливых людей. Под одной крышей одновременно оказалось множество одаренных журналистов, среди них, к примеру, Андрей Константинов и Максим Максимов. Вот с этой бандой талантливых людей газета "Смена" стала рупором демократии Петербурга. Мы не делали молодежную газету, мы делали газету для тех, кто стремился к другой жизни. Для тех, кто не хотел цензуры, хотел демократически мыслить. И неважно, сколько лет тогда им было — 20 или 60, они были нашими читателями. Читали нас, потому что мы были отчаянно смелыми.
…Не было в моей жизни газеты лучше, чем "Смена". "Смена" — это любовь моя, боль, судьба. Мое счастье…